Я приехала в квартиру, где, когда я жила когда-то, бичевала и ненавидела себя. Я проходила рядом с зеркальным шкафом-купе, в котором я себя рассматривала с вечным недовольством, спала на кровати, на которой раньше я не могла заснуть от холода и голода, а также от перманентных мыслей о еде. Я каждое утро ела на кухне, где все мои бинджи начинались и заканчивались. Та квартира значит для меня и хорошее, и неприятное. Но, вернувшись туда, уже пройдя несколько месяцев рекавери, я чувствовала, что справляюсь с плохими воспоминаниями: они умирают. Это улучшение, это хорошо.

Мне пришлось встать перед выбором всё прекратить или в мучениях продолжать: я дошла до точки, я не могла идти дальше, я сгорала. Я пришла к психологу с убитым, усталым выражением лица и глазами, полными страха от того, что происходит со мной: «Спрашивайте любые немыслимые вопросы, залезайте в мой мозг и копайтесь во всей моей жизни, я расскажу всё, что вы спросите, как никому не расскажу. Я сделаю всё, что вы скажете, я буду ходить к вам сколько угодно, я буду слушать каждое ваше слово, но спасите меня! Дайте мне жить, дайте мне чувствовать, дайте мне проснуться!»

Я была готова к страху, тревоге, вине, к любому неприятному действию – только помогите мне. Моя цель была «зубами вырвать ремиссию»: я была готова драться за неё.

Расстройство не разрешало мне даже радоваться на собственной регистрации брака. Я была подавлена, угнетена, как будто прижата к земле; будто лежала с грузом на животе и плакала от боли. Из-за этого переживал Андрей рядом: он сам не мог снять с меня тяжёлое. Расстройство убивало меня морально и физически. В течение пяти лет ОРПП каждый мой день был днём Сурка.

Я занималась с психологом 2 месяца с конца марта до конца мая. Каждую встречу я говорила столько, сколько могла сказать по максимуму; я вспоминала всё, что было у меня в жизни, я никогда столько не рассказывала о себе за 1 час. Я отдавала всё, что я знаю.

Я очень хотела уйти от психического расстройства. Я расстраивалась до горьких слёз, если уезжала и не могла вовремя попасть на встречу с Полиной: я не хотела, чтобы «лечение» приостанавливалось: я хотела, чтобы расстройство быстрее «выковыряли» из моего мозга.

Я не хотела искать другие способы восстановления. Психолог поддержала меня в прохождении рекавери по протоколу HDRM. Она не уговаривала меня следовать ему, я сама решила это делать: я была готова потерять любые свои «достижения» в пэпэ и спорте; я люто хотела сбежать с этой убийственной «правильной» тусовки. Если я почувствую, что мне нужна поддерживающая терапия, я пойду к психологу снова сразу же.

*

Буквально осенью 2015, полгода назад, я фотографировала себя в зеркале в квартире отца в активной стадии болезни, крутилась и выискивала «идеальный ракурс», одновременно находила «косяки» и расстраивалась. Ограничивала себя во всём подряд. Сейчас я встала перед зеркалом совсем другой – во всех смыслах.

Психолог: и снова о помощи своему мозгу. Да, мысли, которые нашёптывает нам ОРПП, не подчиняются контролю. Но есть и другие – те, которые мы можем подумать сами. На что вы можете обратить внимание, кроме своего тела? На то, какие у вас красивые колготки, в которых вы пойдёте в театр? На украшение, которое подарила вам подруга, чтобы оно приносило вам удачу? На кофту, которую можно было бы погладить, но именно так она кажется особенно уютной? На обувь, в которой вам максимально удобно, и вы сможете пойти с друзьями на прогулку? На причёску, которую можно было бы пригладить, ну да ладно? Да, это не помогает принять тело. Это помогает думать ещё о чём-то, кроме него.

Я вешу больше, но мой мозг иногда начинает работать, как здоровый.

• Нет «страшной» еды;

• Нет ненависти к себе;

• Нет cravings (безумное желание съесть что-либо здесь и сейчас);

• Есть восстановленный цикл;

• Принятие тела в большинстве случаев;

• Я ем то, что захочу.

*

Я была рада временному переезду. К Мишке я теперь ездила на автобусе, не пользуясь метро. Дома радовался отец, так как всё было, как в старые добрые: я приезжала к нему каждый вечер, и мы могли проводить время вместе.

В конце июня 2016 мы решили переезжать ближе к работе Андрея. Я тогда всё ещё преподавала по «Skype», и мне было непринципиально расположение нашей квартиры, но мужу надоело толкаться в метро из Новогиреево на работу у Нагатинской. Он уже начал просто это ненавидеть.

Тем более от нашей квартиры до метро быстро пешком не дойдёшь – нужно ехать на автобусе, а с утра автобус застревал каждый раз в мёртвых пробках. Я понимала Андрея, когда ездила с утра в «N» в своё время: выйдешь вовремя, а приезжаешь опоздавшим. Некрасиво и неприятно. К тому же после росписи мы уже почти 4 месяца жили всё ещё вместе с другом – пора бы и начинать жить вдвоём.

Мы искали квартиры для съёма, которые максимально близко расположены к работе мужа. Может, был сезон (июнь): квартир было достаточно, чтобы выбирать. В одну мы ходили вместе, там была странная бабулька с обшарпанной квартиркой в воняющем сыростью подъезде; сейчас у этого дома буквально за окном находится МЦК. Хорошо, что мы отказались от того варианта. Это была однокомнатная квартира со старой мебелью и… как будто там всегда жили бабушки.

Как-то Андрей написал, что он нашёл неплохую двушку и съездит посмотреть. Не помню, почему я не могла быть вместе с ним в тот день. Вероятно, я была с Мишей. Я сказала, что если квартира ему понравится, то пусть соглашается и заключает договор – я доверяю ему.

Он написал мне, что «посмотрел» вариант в 5-этажке: всё хорошо, ему очень нравится. Я сказала, что, значит, и мне понравится. Андрей подписал документы на съём. Мы должны были въехать с вещами 22 июня 2016.

С лета 2016 я стала делать вид, что нравлюсь себе. До этого времени я всё пыталась как-то начать себя любить, что-то найти в себе хорошее. Выходило криво и… не то. Я плюнула и просто сделала вид: «Я такая всегда была и есть, у меня ничего другого не было. Не было „52 килограммов“, ничего не было, ничего не помню».

На удивление я начала принимать своё тело. Я быстро набрала 10—15 килограмм в начале рекавери и не могла привыкнуть к этому факту долгое время. По мере того, как я прикинулась, что «всё так и было», я начала свыкаться с новыми руками, ногами, животом и вообще общим видом тела.

На работе все впервые увидели меня уже с набранным весом, они не спрашивали меня ни о чём, не видели моего периода Страшного Голода. Я свыклась. Я привыкла к телу. Может, это не «тот самый путь», но он мне помог. «Я такая, я не менялась» – мозг сам начинал в это верить.